Оригинал взят у 
agritura в Усадьба Меринга в Старой Прилуке
Отклонившись немного от основной трассы, мы решили заехать в небольшое селение Старая Прилука, чтобы посмотреть сохранившуюся усадьбу Сергея Меринга.
Усадьба С.Ф. Меринга Позже, уже осмотрев «дворец» и разыскивая дополнительную информацию об постройке, я обнаружила, что не только эта «бледная ксерокопия» киевского Мариинского дворца заслуживает внимания; интересна сама земля, на которой расположена бывшая усадьба.
Земли эти в 12-13 веках относилась к загадочному территориальному образованию, называемому Болоховская земля. Этот участок тянулся от реки Хомора, вдоль Случи, Тетерева и Гниломета до самого Буга и лежал между Киевским и Галицко-Волынским княжеством. Населялась земля предположительно представителями нескольких племен: торками, куманами (ответвление половцев), берендеями и «черными клобуками» («каракалпаками»), то есть народностями тюркского происхождения, смешавшимися со временем со славянами. Археологический материал, добытый в этих краях, довольно скудный, однако очевидно, что жили болоховцы общинным строем, и уклад их жизни был типично славянский. В летописях Болоховская земля упоминается редко и обрывочно, говорится о неких свободолюбивых «болоховских князьях». Они не принадлежали к дому «Владимировичей», разные историки причисляют их то к половцам, то к русинам, то к румынам. Известно, что во время татаро-монгольского нашествия поселения Болоховской земли пострадали незначительно, так как болоховцы согласились платить дань татарам, большую часть которой они отдавали зерном.
Город Прилука впервые упоминается в 1146 в «Руськой летописи», когда отец Ярослава Осмомысла Владимирко Володаревич, воюя с киевским великим князем Всеволодом, «взя Прилукъ» по дороге в Киев. В 1241 году ряд Болоховских городов (Губин, Кобут, Кудин, Дядьков, Городец Бужский) были до основания разрушены Даниилом Галицким – ох, и любил он это дело, города уничтожать: в 1258, к примеру, еще и
Звягель сжег! Тогда же, предположительно, была разрушена и Прилука. Болоховская земля, как
относительно независимое образование, перестала существовать, войдя в Галицко-Волынское княжество. Название это, правда, еще несколько раз «по привычке» упоминается в литовских летописях до 15 века. К середине 15 века эти земли, регулярно подвергавшиеся набегам кочевников, практически опустели. Возродилось поселение в начале 16 века по инициативе нового хозяина князя Николая Андреевича Збаражского. В 1507 году он испросил для жителей право не платить налоги – уж слишком обнищали они к тому времени. Его потомок
Януш Збаражский построил в Прилуке в 1580-х годах крепость, укрепленную рвами и валами, остатки которых, говорят, можно видеть до сих пор – мы, честно говоря, не увидели. В летописях сохранилось детальное описание укреплений: квадратное «замчище» окружено было валом на 168 саженей с каждой стороны, высотой 4,5 саженей. До реки вал продолжался на 464 сажени, высотой 4 сажени. Создание укреплений сделало проживание в Прилуке более безопасным, население стало расти. Уже в 1594 году посол австрийский посол Эрих Лясота, побывавший в Прилуке, писал: «Прилука – большой, новый укрепленный город с замком, в нем есть 4 тысячи домов над рекою Десницей (Десной). Город окружен прекрасными, просторными, плодородными полями и пастбищами, среди которых стоят поодиночке
странные домики с бойницами, куда прячутся крестьяне, застигнутые врасплох татарами». В 1627 году умирает очередной хозяин Прилуки Кшиштоф Збаражский, город переходит его брату Юрию, который тоже умирает в 1631, прервав род Збаражских. Прилука досталась его сестре Хелене, в браке Варшицкой.
Картограф Гийом Левассер де Боплан в период с 1630 по 1648 г неносил на карты Прилуку как «местечко». Во времена Казацкой войны Хмельницкого в Прилуке останавливался Максим Кривонос и хан Гирей. В 1648 году здесь был создан Кальницкий полк, включавший 19 сотен (2046 реестровых казаков). Прилука до 1667 года стала сотенным городком. В ходе противостояния казаков и шляхты (
Стефаном Чарнецким), в здешних землях произошло несколько столкновений.
В начале 1733 года Прилука принадлежала некоему Матвею Бедржицкому, который, судя по судебным документам, не брезговал разбоем на большой дороге.
Приблизительно в начале 18 века поселение, основанное на противоположном от Прилуки берегу реки,
Холл усадьбы выделили в отдельное сельцо и назвали его Новая Прилука. «Материнское» поселение, соответственно, стало Старой Прилукой. «Детеныш» вскоре окреп и разросся, сюда «переехала» и основная торговля. В 1864 году в обеих Прилуках проживало более 5 тысяч человек. В 1862 году в Прилуке (точно не знаю, какой) основали винокуренный завод. Известно, что в начале 20 века он принадлежал Давиду Моргулису. В 1888 году в Новой Прилуке родился Залман Ваксман, всемирно известный микробиолог, который в 1952 году получил Нобелевскую премию за открытие стрептомицина.
В начале 20 века Прилука переходит во владение Сергея Федоровича Меринга, который сдает земли в аренду Казимиру Ближовскому, а свой кирпичный завод он отдает арендатору Гершке Дуднику. Меринг был достойным сыном своего отца, блестящего предпринимателя, о котором я расскажу позже. Сергею в округе принадлежала водяная мельница и ферма «Забарова». Он, кроме того, был распорядителем сахарного завода
в Новой Прилуке, который выпускал около 300 тысяч пудов сахара в год. О хозяйстве Меринга было написано даже в путеводителе по железной дороге «Киев-Одесса»: «Из других районов Калиновки останавливает на себе внимание хозяйство в г.Старой Прилуке, принадлежащее С.Ф. Мерингу, представляет особый интерес как один из крайне редких примеров ведения арендного хозяйства на акционерных началах».
Как и обещала, расскажу об отце хозяина Прилуки, Федоре Федоровиче Меринге. Об этом докторе остались самые противоречивые воспоминания и отзывы современников; одно не вызывает сомнения – был он человеком безусловно талантливым и энергичным. Вообще-то, при рождении он был назван Фридрихом, так
Федор Федорович Меринг как родился он в Саксонии в семье врача. Произошло это в 1822 году. В 1845 парень с отличием закончил медицинский факультет в Лейпциге и в том же году приехал в Украину по приглашению дирекции сахарного завода на Полтавщине, принадлежащего графу Сперанскому. В Российской Империи иностранные дипломы считались не действительными; Меринг прошел переинтернацию и сдал подтверждающие экзамены в 1846 году в Киеве, где к тому времени уже работал врачом его брат Август, личный врач губернатора Бибиква. После подтверждения диплома Фридрих Меринг направился в небольшое селение Буромка Золотоношского района, где он возглавил больничку на 50 коек. Для того, чтобы подтвердить степень доктора медицины, он обязан был практиковать не менее 5 лет. Три года Меринг проработал на Украине и еще два – в Сухопутном госпитале в Петербурге, под руководством самого
Пирогова. Николай Иванович заметил талантливого и трудолюбивого молодого человека, стал его опекать и подружился с ним. Эта дружба продлилась три десятилетия, до самой смерти Пирогова. Докторскую степень Меринг получил в 1851, после чего стал
Усадьба Меринга в Киеве личным врачом семьи помещиков Тарновских и прожил в их имении в
Качановке еще три года, до 1853. В рассказе о соседних
Сокиринцах я уже упоминала Меринга – он тщетно пытался спасти жизнь умирающего от тифа шестнадцатилетнего Павлика Галагана, последнего представителя династии. В том же 1853 году Меринг принял присягу Российской короне и сменил имя на Федор Федорович. Его медицинская карьера развивалась. Через несколько лет по протекции Пирогова Меринг возглавил кафедру общей патологии при медицинском факультете Киевского Университета. В Киевском Музее истории медицины есть небольшая экспозиция, посвященная Пирогову и Мерингу, здесь рассказывают о врачебных и организаторских талантах профессора, и еще о его блистательных ораторских способностях – его гениальные лекции обожали студенты! Несмотря на не самые лестные отзывы некоторых коллег, (вполне возможно, вызванные завистью или личной неприязнью) принято считать, что все-таки Федор Федорович был прекрасным клиницистом и диагностом, а не только ушлым дельцом, умело использовавшим свои связи. Его клиентуру составлял весь цвет Киевского общества. Кроме того, профессор никогда не отказывал и бедным пациентам, многих лечил совершено бесплатно, не делил больных не по сословиям, ни по вероисповеданию. Благодарные пациенты помогали своему доктору как могли. Так, члены киевской еврейской общины, беднейших представителей которой Меринг лечил, не беря гонорара, помогали ему приобретать по дешевке земельные участки по всему Киеву. Говорят, на земельных сделках Федор Федорович и разбогател, нажив на ипотечных процедурах многомиллионное состояние. Ему принадлежал огромный участок земли в элитных Липках, купленный доктором за 22 тысячи рублей у генерала Трепова (тому землю подарил сам Александр Второй). Здесь Меринг построил себе усадьбу площадью 24 тысячи квадратных саженей. Сам усадебный дом был совсем невелик, к нему прилегали еще несколько хозяйственных построек. Остальную площадь занимал огромный парк с двумя прудами, один из которых был на месте фонтана у нынешнего театра имени Франко. Зимой пруд замерзал, и здесь горожанам устраивали катанье на каньках. Сад был доступен для посещений, киевляне любли гулять здесь, его так и называли - Меринговым. Естественно, это была не единственная собственность доктора. Ему принадлежало еще несколько участков в Киеве, шесть имений в Киевской губернии, три – под Полтавой, дачный дом и два имения на Подолье; одно из них, в Старой Прилуке, и досталось его сыну Сергею. Вообще у Меринга было 3 сына и две дочери. Одна из них в юном возрасте утонула во время отдыха на Средиземном море. Уже после смерти профессора один из участков, на который поделили его бывшее имение, самый дешевый, расположенный на склоне, приобрел архитектор
Владислав Городецкий. Он
выстроил здесь свой знаменитый «Дом с химерами». Киевляне, восхищаясь цементными скульптурами, украшавшими особняк, распустили слух, что «водяная» символика украшений посвящена утонувшей дочери Городецкого, перепутав ее с дочерью Меринга.
Уже разместив в Сети эту статью, я прочитала в книге "Киевская старина в лицах" интересные воспоминания современников о Меринге, решила дописать. Федор Федорович был для Киева фигурой символической, "брендовой", как сказали бы сейчас. Он разъезжал по вызывам по городу в фаэтоне, запряженном в пару старущих ободранных кобыл, которые от старости и чрезмерной "эксплуатации" еле передвигали ноги. Меринга узнавали издалека по этому экзотическому экипажу, знали его буквально все жители города. Раз Меринг приехал к пациенту и рассказал смешную сторию. В этот день кучер доктра заболел и на козлы пришлось посадить садовника. Тот имел мало опыта общения с лошадьми, и в середине пути вдруг запричитал и заохал, в ужасе вопя, что "лошади понесли". Как рассказывал Меринг, "одна из лошадей не вынесла такой напраслины, повернула к нам голову и рассмеялась" - ведь было совершенно очевидно, что не только понести они не могли, но и ноги еле волочили.
В конце жизни Федор Федорович страдал от слоновости, быстро терял вес, а одна нога его наоборот все больше распухала. Умер Федор Федорович в 1887 году. Газеты того времени писали, что на его похороны пришел весь город. Это почти правда – в Киеве тогда проживало около 165 тысяч человек, а проститься с доктором пришло 100 тысяч. Отпевали его сразу три священника – лютеранский, православный и раввин. Сыновья его основали Земельное общество, разделили усадьбу отца на 18 участков и продали их под застройку. Бывший парк
пересекли несколько улиц, онда из которых носила до революции имя Меринга.
А мы тем временем, въезжаем на территорию бывшей усадьбы Сергея Федоровича Меринга, построенного в начале 20 века. Я видела особняк на фотографиях, и меня даже на картинках удивила нарочитая пышность украшений постройки, не совсем уместная в селе. Еще больше я удивилась позже, обнаружив статью в Интернете: http://community.livejournal.com/arch_heritage/72175.html . Действительно, сходство фасадов усадебного дома и Мариинского дворца в Киеве очевидно. Естественно, после нищенских косметических ремонтов и многочисленных покрасок дворец Меринга огрубел и стал похож на плохую ксерокопию первоисточника. Предполагаю, что и в свои лучшие времена он был все-таки попроще киевского «брата».
Сейчас здесь интернат для детей-сирот и детей из малообеспеченных детей.
Мы паркуем машину возле торца здания и выходим. Дождь моросит еле-еле. Довольно противно, но все же лучше, чем было в Копылове. Серое небо, серые лужи, серый дворец... К зданию примыкает небольшая хозяйственная постройка, в которой сейчас расположенная какая-то мастерская. Под козырьком на ящиках сидят и курят два мужичка в спецовках. «На дворец наш приихали подывыться, дивчата?» - спрашивает с уважением один из них. Идем дальше. Похоже, совсем недавно закончились занятия, во дворе много ребятни в сиротски-скромных одеждах. Поразительно, но все до единого встречающиеся нам дети вежливо здороваются с нами. Из-за этой «вышколенной» вежливости их еще больше жалко. Мы делаем фотографии, предполагаю, они получаться не очень веселыми – света маловато. Садовый фасад здания еще более помпезный – дворец, так дворец, и нечего тут! На заднем дворе находится стадион, по которому гоняют мяч шумные мальчишки, не особенно обращающие внимание на дождь.
Мы возвращаемся к парадному входу. Заходим внутрь. За нами увязались три девочки, робкие, как дикие котята. Они тихо жмутся у дверей, и, приоткрыв рты, наблюдают за нашими манипуляциями с фотоаппаратами. А фотографировать есть что – такого безумного буйства красок я не видела даже на картинах шизофреников во время занятий по психиатрии в больнице имени Павлова. Сложно представить, как выглядело это мавританское «великолепие» изначально и чем оно было выкрашено. Меня гнетут смутные сомнения – ох, вряд ли Меринг заказывал что-либо подобное своим декораторам! Думаю, этот разноцветно-малярный вандализм, продиктованный, скорее всего, нищетой, дело рук современных «кудесников».
Я поднялась на второй этаж по «модерно»-изогнутой лестнице. Похоже, на этом вся красота и исчерпалась – штукатурка потолка в потеках и прорехах, декор второго этажа сиротливо-казенный, на лестнице «Альгамбра» и заканчивается.
Ну все, дворец осмотрели и сфотографировали. Надо возвращаться к машине. Попадающиеся нам на встречу дети вежливо здороваются.
Едем в Винницу.
